Рецензия на книгу Дэвида Ханта «Какая же это любовь? Ошибочное представление кальвинизма о Боге»

Благодаря успеху других книг и занятий Дэвида Ханта его книга «Какая же это любовь» (далее «Любовь») получила признание, основанное, скорее, на ожиданиях, чем на фактическом содержании книги. Вряд ли стоит кого-то убеждать в порочности такой практики; каждое произведение писателя должно оцениваться само по себе, а не на основании заработанной им в прошлом репутации. «Любовь» при более пристальном изучении оказывается весьма сомнительным гидом в данном немаловажном споре. Эта книга не заслуживает доверия по следующим причинам. Во-первых, в ней слабо исследована и столь же слабо задокументирована литература по данной теме; во-вторых, автор искажает источники, на которые он ссылается; в-третьих, уровень экзегетики вызывает вопросы; в-четвертых, автор постоянно использует ошибочные логические доводы.

Слабое исследование и документирование литературы

Большое количество сносок создает впечатление, что «Любовь» основана на исследовании большого количества литературы, однако стоит лишь присмотреться повнимательнее, и становится понятно, что здесь кроется подвох. Сноски лишь создают видимость широкой исследовательской работы и академического подхода. Дело в том, что Хант в такой мере опирается на вторичные источники, что возникают сомнения, знаком ли он с первоисточниками. Кроме того, непоследовательность при документировании приводимых цитат скрывает масштаб использования вторичных источников. Нередко автор дает цитату, указывая в сноске, что она взята из первоисточника, а потом цитирует из того же источника опять, но при этом указывает, что цитата взята из вторичного источника. Например, Хант цитирует Джозефа М. Уилсона, указывая в сноске, что цитата взята из его статьи, но на той же самой странице он снова цитирует эту работу, но в сноске уже указывает, что цитата взята из вторичного источника (см. с. 487, 504). Напрашивается вопрос: как часто Хант документирует цитаты так, будто они взяты из первоисточника, хотя на самом деле он опирается на вторичный источник?

Документирование в данной книге имеет и другие недостатки. Хант пишет: «Кaирнс объясняет базовые различия…» (между арминианством и кальвинизмом), а в сноске приписывает цитату Арминию (см. с. 108, 126). Я также согласен с Вэнсом², что в цитатах «слишком много многоточий и квадратных скобок (т.е. пропусков)». Хант «склеивает» слова Андервуда о Сперджене (взятые из книги Фиска!) в одну цитату, при этом материал для этой «цитаты» собран с четырех страниц (см. с. 175, 176). В другом случае за многоточием в шестистрочной цитате скрывается разрыв в двадцать страниц (см. с. 53, 59). Многоточие в цитатах не может использоваться, таким образом, и приводит к искажению смысла источников.

Ценность используемых Хантом источников вызывает большие вопросы, когда, например, он ссылается на книгу Уильяма Грэйди Final Authority («Высший авторитет») для того, чтобы бросить тень на Августина (см. с. 70-73,77). Любой читатель, знакомый с этим трактатом, отстаивающим использование только одного английского перевода (King James Bible), должен задуматься о качестве доказательств, которые Хант представляет в пользу своей позиции. Апогеем такого сомнительного исследовательского подхода можно считать цитирование Хантом книги Питера Рукмана The History of the New Testament («История Нового Завета») для доказательства того, что Августин был «первым подлинным римо-католиком» (см. с. 602).Хант не только опирается на весьма сомнительный источник, но и допускает поразительную некорректность, называя Августина римо-католиком, что, конечно, является анахронизмом³. Использование Хантом цитат из книг таких писателей, как Грэйди и Рукман, свидетельствует о методологической слабости всей его книги: Хант подменяет доказательства цитатами. Он полагает, что цитирование из какой-либо книги или даже простое упоминание некой книги является доказательством. Очевидно, его аргументация строится так: сначала я делаю утверждение; затем я цитирую кого-то, кто говорит то же самое, или просто упоминаю такого человека; цитата является доказательством того, что я прав. Однако, при таком подходе можно доказать лишь то, что кто-то еще утверждает то же самое. В результате мы имеем набор мнений (то есть необоснованных суждений), а не фактические доказательства. Ведь многие источники, на которые опирается Хант, делают голословные утверждения, не подтвержденные доводами и доказательствами. Например, совершенно необоснованно утверждается, что Августин был римо-католиком или что перевод Библии короля Иакова содержит в себе намеренные кальвинистские искажения⁴.

Любой опытный преподаватель подтвердит, что наличие большого количества сносок не гарантирует наличие основательного и академичного исследования. Ведь не количество цитат играет решающую роль, а их качество и достоверность. Дэвид Хант, несомненно, процитировал много источников, но некоторые из них (многие?) он в глаза не видел. Кроме того, многие приводимые им цитаты либо не поддаются проверке, либо взяты из сомнительных источников, либо никак не влияют на аргументацию.

Искажение источников

Доверие к любому исследованию в большой мере зависит от того, как автор обращается с источниками: передает ли он их содержание точно и честно? Именно в этом отношении «Любовь» подставляется под серьезный удар, что становится еще одной причиной не доверять данной книге. Я сознаю, что выдвигаю серьезное обвинение, но для него есть все основания. Можно указать отрывки, в которых Хант, вне всяких сомнений, искажает источники, на которые ссылается. Например, на с. 25 Хант заявляет, что «Норман Ф. Даути перечисляет более семидесяти христианских лидеров, которые в целом или частично выступали против кальвинизма», хотя на самом деле Даути лишь говорит о том, что они были сторонниками «общего искупления» (то есть верили, что Христос принес жертву умилостивления за всех людей)⁵. Данное искажение немаловажно по нескольким причинам. Во-первых, многие их тех, кого упоминает Даути, принимают доктрины, которые Хант отвергает. Например, Даути утверждает, что Августин и Жан Кальвин отрицали ограниченное искупление. Получается, что Хант утверждает, что Кальвин и Августин отрицают те доктрины, которым, по словам самого Ханта, они учили! Другими словами, информация Даути передается в книге Ханта ошибочно и небрежно.

Во-вторых, хотя Хант создал впечатление, что Даути выступает против кальвинизма, на самом деле Даути сам говорит, что его цель – изложить учение «умеренного кальвинизма», под которым он подразумевает «принятие только четырех» из пяти известных пунктов⁶. Таким образом Хант полностью искажает и аргументацию Даути, и его отношение к кальвинизму. В-третьих, Хант, цитируя Даути так, как он это делает, показывает, что плохо разбирается в теме, о которой пишет: он постоянно вводит читателя в заблуждение, приписывая свои взгляды авторам других книг, и использует цитирование вместо доказательства, как будто ссылка на какого-либо автора сразу же решает спор в его пользу.

Та же проблема присутствует в высказываниях Ханта о Чарльзе Хаддоне Сперджене. Хант делает невероятное заявление, что Сперджен «отрицал ограниченное искупление» и что «он делал это явно и очевидно»(с. 26-27). Чуть позже Хант заверяет нас, что «часть учения Кальвина (например, ограниченное искупление) была совершенно неприемлема для Сперджена» (с. 46-47) и что Сперджен даже «отвергал [ограниченное искупление] как ересь (богохульство)» (с. 27). И хотя Хант якобы обосновывает свои утверждения цитатой из самого Сперджена, элементарная проверка первоисточника показывает, что он исказил слова Сперджена, опустив несколько фраз в середине и в конце цитируемого отрывка. Ниже я даю цитату, приведенную Хантом, – курсивом выделены те слова, которые Хант опустил⁷:

(в русском переводе нет только выделеных слов)

Я знаю, некоторые считают, что их система теологии обязательно должна ограничивать достоинство крови Иисуса: если бы моей системе теологии нужно было такое ограничение, я бы ее отвергнул. Я не могу, не смею позволить такой мысли поселиться в моем разуме — она кажется настолько близкой к богохульству. В завершенном деле Христа я вижу океан достоинства; мое грузило не находит дна, мое око не видит берегов. В крови Христа должно быть достаточно силы, раз Бог пожелал спасти всех людей не тольео в этом мире, но и в десяти тысячах мирах. Стоит однажды признать бесконечность в этом вопросе, и вопрос об ограниченности сразу снимается. Когда в качестве жертвы выступает божественная Личность, думать об ограниченной ценности не представляет смысла; понятия «ограниченность» и «мера» неприменимы к божественной жертве. Цель божественного замысла устанавливает непреложность применения безграничного приношения, а не превращает его в ограниченное дело.

Восстановленные части данной цитаты ясно указывают на то, что Сперджен, вопреки трактовке Ханта, ведет речь совсем не о «масштабе» искупления. Сперджен говорит о «ценности» или «достоинстве» искупления, именно поэтому он может использовать такие фразы, как «в крови Христа достаточно действенности… если бы Бог захотел». Из слов самого Сперджена совершенно четко следует, что он не признавал всеобщего искупления. На странице, следующей за той, с которой цитирует Хант, Сперджен пишет: «Предположение, что мой Спаситель умер за людей, которые находились или находятся в аду, кажется мне совершенно ужасным. Вообразить хотя бы на мгновение, что Он был Заместителем всех сынов человеческих и что Бог, сначала наказав Заместителя, после наказал самих грешников, – значит разрушить все мои представления о Божьей справедливости»⁸.

Хант также утверждает, что якобы Огастас Стронг придерживался «некальвинистского понимания… ответственности и возможности человека» (с. 155). Однако Стронг, напротив, очень четко выражает свою приверженность учению о полной испорченности человека: «Вопреки пелагианскому учению о полной способности человека, арминианскому учению о благодатной способности человека и модернистскому учению о естественной способности человека, Писание заявляет о полной неспособности грешника обратиться к Богу или совершить то, что является подлинным добром в глазах Бога»⁹.

Как же Хант приходит к своему выводу? Он основывает свое утверждение на цитате из книги Стронга, где последний поясняет свои взгляды на природу человеческой свободы в свете уже сделанного им утверждения о полной неспособности человека. Цитата никак не подтверждает позицию Ханта, если слова Стронга трактовать в соответствии с намерением их автора. Стронг отвечает на несправедливое обвинение со стороны таких людей, как Хант, что якобы вера в полную неспособность человека превращает человека в робота, не обладающего никакой свободой или способностью выбирать. Не понимая мысль Стронга, Хант искажает значение первоисточника и цитаты из него. Это перевирание смысла не обязательно сознательное, оно, скорее, отражает нежелание Ханта вникать в целостную позицию таких богословов, как Стронг. А Стронг, между прочим, предпринял немалые усилия, чтобы его позиция была понята правильно:

И позвольте мне повторить: отрицание способности человека, естественной или нравственной, обратиться к Богу или совершить то, что в глазах Бога есть подлинное добро, не означает отрицание способности человека обустраивать свою земную жизнь в соответствии с правилами нравственности или даже способности добиться того, чтобы другие люди стали считать его добродетельным. У человека все еще остается свобода действовать в соответствии со своей природой, и он может в определенной степени воздействовать на свою природу и менять ее посредством отдельных решений, внешне соответствующих Божьему закону. Человек может выбирать между более и менее эгоистичным поведением, и воплощение избранного образа поведения может быть мотивированно эгоизмом в большей или меньшей степени. Свобода выбора в этих пределах совсем не противоречит полному рабству воли в духовной сфере¹⁰.

И неважно, согласен ли Хант со Стронгом в данном вопросе, – он обязан представлять позицию Стронга точно. Вместо этого Хант использует Стронга, чтобы обосновать позицию, которую последний отвергал!

Хант также искажает взгляд А. А. Ходжа на свободную волю. Он утверждает, что «Хотя А. А. Ходж и был одним изведущих пресвитерианских богословов, он признавал серьезные последствия подобных крайностей относительно суверенности Бога: “Все пропадает, если пропадает свобода воли; нравственная система пропадает, если пропадает свобода воли…” (с. 181)». Но Ходж подразумевает под свободной волей совсем не то, что Хант. Здесь мы вновь сталкиваемся с первой проблемой данной книги: Хант цитирует не самого Ходжа, а заимствует цитату из книги Дональда Карсона Divine Sovereignty and Human Responsibility («Божья суверенность и человеческая ответственность») (с. 189). Однако данный факт не может служить оправданием Ханту, неверно трактующему понимание «свободной воли» Ходжем, потому что Карсон очень четко объясняет, что Ходж использует выражение «свободная воля» в том смысле, в котором большинство кальвинистов используют выражение «свободное действие». Другими словами, Ходж имеет в виду, что человек несет ответственность за свой выбор. И поскольку сам Хант не дает определения терминам, которые он использует, он может трактовать смысл цитируемых текстов в свою пользу.

Далее, утверждение Ханта, будто Ходж не считал всевластие Бога всеобъемлющим, прямо противоречит убеждениям Ходжа. В книге Outlines of Theology («Богословские заметки») Ходж пишет: «Предопределение есть извечное действие бесконечно разумной, знающей наперед, праведной и благой воли Бога, определяющее несомненную актуализацию всех событий всех возможных типов»¹¹.

Опять-таки, независимо от того, согласен Хант с Ходжем или нет, он должен представлять его позицию правильно. Метод выборочного цитирования кальвинистских текстов в поддержку своей позиции вызывает большие сомнения в качестве данной книги. Читатель, не знакомый с авторами, которых цитирует Хант, приходит к выводу, что они согласны с Хантом, хотя в действительности их позиция противоположна позиции Ханта. Хант пытается убедить нас, что они непоследовательны или противоречат сами себе, но есть по крайней мере два других объяснения данной ситуации: либо Хант не понимает цитируемые им тексты, либо он сознательно искажает их смысл. Читатель сам может решить, какое объяснение лучше подходит.

Очевидно, что по крайней мере некоторые искажения вызваны тем, что Хант плохо понимает первоисточники. Это суждение звучит жестко, но оно основано на недвусмысленных свидетельствах. Хант, обсуждая связь между возрождением и верой, цитирует Джеймса Пакера и заявляет, что Пакер «противоречит своим единомышленникам-кальвинистам (и тому что он сам говорит в других местах)» (с. 138). А именно, Хант доказывает, что Пакер считает, что возрождение следует за верой и оправданием, цитируя в качестве аргумента следующие его слова: «Бог избрал людей от вечности, чтобы в должное время они могли быть оправданы по своей вере. Их усыновление как сынов Божьих следует после их оправдания; это и в самом деле не более, чем положительное свершение Божьего оправдательного приговора» (с. 139). Вместо того чтобы доказать, что Пакер противоречит себе и другим кальвинистам, Хант на самом деле доказывает, что он сам плохо разбирается в рассматриваемом вопросе. Ведь Пакер не только не упоминает возрождение, но и не говорит ничего такого, из чего следовало бы, что он ставит веру перед возрождением. Очевидно, Хант убежден, что реформатские богословы отождествляют оправдание и усыновление, с одной стороны, с возрождением, с другой стороны. Тем самым он показывает, что не понимает реформатского учения. Классическое учение об ordo salutis («порядке спасения») помещает возрождение перед верой, а оправдание и усыновление – после веры. Исходя из целого ряда примеров, мы видим, что Хант не владеет затронутой темой, поэтому можно сделать вывод, что не кальвинисты противоречат сами себе, а Хант так и не понял, что они имеют в виду.

То, что Хант искажает источники, потому что не понимает их (пусть даже по причине небрежности), легко показать на примере его любимого автора Лоренса Вэнса. Пытаясь доказать, что позиция Жана Кальвина по искуплению «выглядит неоднозначной», Хант цитирует следующие слова Кальвина: «Христос пострадал за грехи всего мира, и доброта Бога предложена всем людям без различия, Его кровь пролилась… за все человечество» (с. 348, 349)¹². Опять, сноска сообщает нам, что Хант цитирует вторичный источник, а именно «Систематическое богословие» Огастаса Стронга (с. 260). Но в этой же сноске сказано: «Для доказательства подлинности данной цитаты см. Vance, op. cit., 467–468». Когда же мы обращаемся к Вэнсу за «доказательством», мы обнаруживаем прямо противоположную ситуацию: Вэнс доказывает, что данная цитата подложная! Вэнс, вместо того чтобы доказывать аутентичность этих слов Кальвина, буквально говорит следующее:

Практически все авторы, которые цитируют комментарии Кальвина по этому отрывку [1 Иоан. 2:2], в качестве доказательства того, что Кальвин отрицал ограниченное искупление, ссылаются не на сами толкования Кальвина, а на учебник Стронга. Стронг же выражает согласие с мнением Ричардса, что Кальвин в конце жизни принял теорию всеобщего искупления, а затем приводит эту подложную цитату, якобы взятую из комментариев Кальвина на 1 Иоанна 2:2. В своем рвении сделать Кальвина четырехпунктовым кальвинистом эти авторы приводят цитату цитаты. Кальвинисты признают, что приводимая Стронгом цитата – подлог¹³.

Хант цитирует Вэнса в качества доказательства своей позиции, хотя Вэнс отстаивает прямо противоположный взгляд! Все это свидетельствует, по крайней мере, о небрежности, а более вероятно, о том, что Ханту важен факт цитирования, а не достоверность цитируемого текста.

Если бы эти примеры были единственными случаями искажения источников в данной книге, то мы должны были бы проявить терпимость. В конце концов, ни один писатель не совершенен. Однако манипулирование цитатами у Ханта встречается сплошь и рядом. Он высказывает свои взгляды, а затем произвольно цитирует в поддержку себе и тех, кто согласен с ним, и тех, кто с ним не согласен, не обращая внимания на смысл цитируемого текста, – и делает это систематически. На выходе получается книга, которую нельзя читать, не тратя буквально часы на проверку достоверности цитат.

Изъяны, вызванные поверхностной экзегезой и некомпетентностью

Сейчас перед нами не стоит задача рассмотреть все библейские аргументы Ханта, относящиеся к основным текстам, хотя такое искушение есть. Для нас важно продемонстрировать, что тот подход к Писанию, который часто использует Хант, не заслуживает доверия. С одной стороны, книгу портят смелые утверждения, что по тому или иному вопросу нет определенного учения, хотя автору следовало бы разобраться с теми отрывками, которые, как правило, цитируют кальвинисты (и другие люди, которые верят, что Бог всевластен во всем, в том числе и в деле спасения конкретного человека). У читателя складывается впечатление, что противники Ханта свои взгляды взяли с потолка, потому что сам Хант никогда не говорит, какие библейские основания у них есть, чтобы верить так, как они верят. Например, он смело заявляет: «Кальвинист не может привести ни одного четкого, однозначного утверждения ни об одном из пяти принципов кальвинизма! Кальвинизм, следовательно, лишь делает вид, что определенные библейские тексты говорят в его пользу, хотя на самом деле он не проистекает ни из одного» (см. с. 462, выделено Хантом). Учитывая подобную предубежденность, очень маловероятно, что хоть какое-то текстуальное свидетельство будет принято Хантом в качестве доказательства.

Вместо обсуждения экзегезы читатель слышит напыщенные аргументы о несносном (или незрелом, или и том, и другом) характере Жана Кальвина, о католических корнях кальвинизма, о том, что это учение противоречит сути Богом данных разума и совести, и т.д. Обсуждение же библейских текстов занимает весьма ограниченное место на фоне высокопарных утверждений. «Любовь», хотя сам Хант утверждает обратное, – это не та книга, в которой исследуется библейское учение об испорченности человека, избрании, искуплении, призвании и гарантированности спасения. На самом деле она представляет собой коллекцию кальвинистских цитат, которые Хант выставляет в самом неприглядном свете и опровергает контрцитатами и высокопарными аргументами.

Когда же Хант все же берется за библейский текст, то производит своими действиями унылое впечатление: кажется, что он решил для себя любой ценой опровергнуть кальвинистское понимание данного текста. Приведем в пример его рассуждения по Деяниям 13:48. В тексте сказано следующее: «…уверовали все, которые были предуставлены к вечной жизни». Хант утверждает, что переводчики неправильно понимают слово, переведенное как «предуставлены» (см. с. 291). Он основывает свою позицию на том факте, что «многие исследователи греческого языка» считают, что это «неверный перевод», но тем не менее не приводит ни одного подтверждения этому заявлению. Точно так же он утверждает, что «многие эксперты греческого языка» убеждены, что правильный перевод – «язычники сами предуставили себя к вере», но не дает никаких ссылок. Странно, что в книге, содержащей обилие ссылок, Хант не ссылается на этих «экспертов».

Хант цитирует словарь Лиддела и Скотта (LSJ), чтобы доказать, что tasso не означает «определять» или «предопределять», но вовсе не учитывает основной словарь греческого новозаветного языка (Greek-English Lexicon of the New Testament [BDAG]). Это, по крайней мере, очень странно: зачем использовать словарь, рассчитанный на более широкий контекст классического греческого языка, вместо того чтобы воспользоваться словарем греческого языка Нового Завета, авторитет которого никто не подвергает сомнению? Более того, этот факт демонстрирует его неправильный подход. Если бы tasso было редким словом, тогда, возможно, использование LSJ было бы оправданно, но это совсем не так¹⁴. И почему нет конкретной ссылки на LSJ? Кроме того, точка зрения Ханта выглядит тем более спорно, если вспомнить, что это слово, согласно LSJ, может означать «назначать», «приписывать к классу»¹⁵ (именно в таком значении, согласно BDAG, оно употреблено в Деян. 13:48¹⁶). Другими словами, Хант вновь избирательно подходит к предоставлению информации, чтобы создать видимость сильной аргументации, но факт остается фактом: даже в том словаре, который он цитирует, приводится значение слова, полностью опровергающее его точку зрения.

Хант пытается провести параллель с Деяниями 15:2, где то же самое слово переведено как «решить» и, как мы отмечали выше, утверждает, что и здесь оно имеет то же самое значение, то есть что «язычники расположили себя (т.е. решили) уверовать». Но этот аргумент несостоятелен. Во-первых, в Деяниях 15:2 глагол имеет форму аориста действительного залога, а в 13:38 – форму перфектного страдательного деепричастия, и это означает, что в весьма важном аспекте они противоположны по смыслу. В 15:2 субъект действует («братья определили» сделать что-то), а в 13:48, наоборот, над ним совершают действие («они были определены» кем-то другим). Кроме того, время, в котором стоит деепричастие в 13:48 (перфект), указывает, что нечто было сделано с субъектом в прошлом, и это не связано с проявлением веры. Если честно, альтернатива, которую предлагает Хант, показывает, насколько неправильное у него представление о человеческой испорченности: как может неспасенный человек «сам предуставить себя к вере»? Более того, Ханту, чтобы представить все в таком свете, приходится неправильно цитировать текст. Он говорит, что они «предуставили себя к вере», хотя в тексте речь идет о «предуставлении к вечной жизни».

Также небесполезно обратить внимание на то, как Хант, желая отстоять свою позицию, неправильно представляет цитату из работы Арчибальда Робертсона. Он делает это двояко. Во-первых, в обширной цитате на странице 293 он вставляет многоточие, опуская слова, которые, как ему кажется, не играют ему на руку (фразы, выделенные курсивом, – это слова, которые есть в оригинале, но отсутствуют у Ханта). «Перевод словом “предопределять” – не из лучших. Хакетт говорит, что более правильно перевести словом “назначать”. Здесь Иудеи добровольно отвергли слово Бога…» Пропуск этой фразы можно объяснить только тем фактом, что она ставит под сомнение всю теорию Ханта. Он решил для себя, что Писание не может учить, что Бог предназначает некоторых ко спасению, поэтому он очень избирателен, он приводит только те свидетельства, которые подтверждают его позицию.

Во-вторых, Хант создает у читателя впечатление, что Робертсон не рассматривает этот отрывок как доказательство кальвинистской позиции по предопределению, но это отнюдь не так. Комментируя тот же самый отрывок Писания, Робертсон говорит: «Никакая ловкость рук не может придать этим словам значение “уверовавшие были определены”. Речь, напротив, идет о том, что уверовали лишь те, кто был предопределен к вечной жизни, кого причислили к обладателям вечной жизни, кто, таким образом, открылся в качестве субъектов Божьей благодати посредством сделанного в пользу Господа выбора»¹⁷. Позиция Робертсона противоположна позиции Ханта, и все же Хант, выборочно и неполно цитируя Робертсона, создает впечатление, что Робертсон на его стороне.

Хант использует аналогичный подход, когда рассматривает слова Христа в 6-й главе Евангелия Иоанна о том, что Отец привлекает людей ко спасению. Он очень ясно говорит о том, чему, по его мнению, данный текст не учит: «Христос не говорит, что все, кого привлекает Отец, действительно придут к Нему и будут спасены» (см. с. 460). Чуть ниже на той же странице он добавляет: «Христос говорит, что никто не может прийти к Нему, если Отец не привлечет его. Но Он не говорит (как утверждает Уайт и другие процитированные выше богословы), что все, кого привлекает Отец, действительно приходят к Сыну и принимают спасение» (с.461). Хант настаивает на этом вопреки тому, что в Иоанна 6:44 ясно увязывается привлечение Отцом и воскрешение в последний день: «Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня; и Я воскрешу его в последний день». Личное местоимение «его» указывает на одного и того же человека: кто привлечен Отцом – тот же будет воскрешен. Другими словами, в стихе 44 привлечение ко Христу означает быть приведенным ко Христу и аналогично мысли 37-го стиха: «Все, что дает Мне Отец, ко Мне придет».

Как же Хант избегает данного вывода? Процитировав 44-й стих, он в скобках добавляет следующие слова: «…все, кто будет воскрешен, были привлечены, но не все, кто был привлекаем, будут воскрешены». Предоставляет ли он какое-либо экзегетическое основание для такого утверждения? Нет, ни одного. Вместо этого он просто игнорирует фактическое содержание стиха, чтобы доказать, что он имеет смысл, которого в нем нет. Впрочем, он пытается замаскировать явное значение данного стиха, необоснованно вбивая клин между понятием «даны Отцом Сыну» (ст. 37, 39) и «привлечены Отцом» (ст. 44). Хотя эти понятия отличаются, они, тем не менее, взаимосвязаны: те, кого Отец дал Сыну, приходят ко Христу (ст. 37), и никто не может прийти, если он не привлечен (ст. 44). Противопоставлять эти понятия друг другу – значит искажать значение текста и игнорировать слова Христа в стихе 65: «…никто не может прийти ко Мне, если то не дано будет ему от Отца Моего». Здесь сказано, что грешнику дано нечто, что позволяет ему прийти ко Христу; это нечто дано грешнику Отцом; и без этого грешник не может прийти ко Христу.

Подход Ханта к толкованию стиха 65 служит еще одним примером того, как он не позволяет тексту говорить самому за себя. «Конечно, допустимо принять сказанное Христом в стихе 65 как хотя бы возможный намек на то, что Он подразумевал под привлечением Отца: т.е., что Отец дает возможность прийти. На самом деле, есть множество стихов, указывающих на то, что эта возможность дана всему миру через Евангелие» (см. с. 475). Обратите внимание на то, как Хант изменяет значение слов Господа: данный отрывок Евангелия отождествляет понятия «прийти» и «уверовать» (даже Хант признает это на странице 475), но Хант неожиданно придает первому смысл «возможность уверовать» вместо «уверовать». Его предпосылки вынуждают его менять значение слова, чтобы отстоять свою позицию. Более того, изменение значения этого слова на «возможность уверовать» полностью нарушает развитие мысли в данном тексте. Иисус спорит с теми, кто не верит в Него (ст. 36, 64). Толкование Ханта лишено всякого смысла: зачем Иисусу говорить им, что они не могут уверовать, пока Бог не даст им возможность поверить, если Хант утверждает, что такая возможность дана всем? Смысл стиха 44 и стиха 65 в том, что человек не может прийти ко Христу без действия Бога, дающего ему на это силы. Проблема не в отсутствии возможности, а в отсутствии способности.

Еще один пример слабого толкования Писания мы находим при обсуждении Ефесянам 1:11: «…быв предназначены по определению Совершающего все по изволению воли Своей». Данный текст является серьезным вызовом Ханту, отрицающему всеобъемлющее всевластие Бога, но он отражает его целым рядом аргументов, который еще раз иллюстрирует мою мысль об экзегетической и богословской некомпетентности автора. Во-первых, он утверждает, что греческое слово, переведенное как «Совершающий», «несет в себе смысл не контролируемой манипуляции, а стимулирования» (см. с. 193). Хант не указывает, из какого источника он взял это уникальное определение, но если бы он обратился к стандартному словарю греческого языка, то обнаружил бы там такое определение: «совершать что-либо при помощи умения; работать; производить; осуществлять»¹⁸. Конечно, данное слово не означает «контролируемую манипуляцию», но возникает вопрос, где Хант нашел такое определение данного слова? Кто утверждает, что оно имеет такой смысл? Кажется, он специально выдумал неприемлемую альтернативу, чтобы сделать собственное определение более привлекательным. И все же нет никаких оснований придавать этому слову узкое значение «стимулировать», подразумевая тем самым, что Бог якобы не осуществляет гарантированно Свои замыслы.

Хант не только дает уникальное определение глаголу «совершать», но также пытается сузить значение слова «все», так что оно означает «не все события во вселенной, а те, которые задуманы во Христе» (см. с. 135). Он не предоставляет никакого доказательства, что это так, – просто утверждает и все. Кроме того, он никак не поясняет разницу между «всеми событиями во вселенной» и «теми, которые задуманы во Христе». Сам текст не дает оснований для такого разграничения, а всеобъемлющий характер терминов в 10-м стихе свидетельствует как раз об обратном. Лэйтон Талберт хорошо резюмирует главную мысль 11-го стиха: «Богодухновенные слова Павла так же всеобъемлющи по своему масштабу и так же сфокусированы на легкости, с которой Бог воплощает Свои желания, как и слова псалмопевца [Пс. 102:19;113:11;134:6]. Слово “все” оставляет за бортом не так уж много, и “по изволению воли Своей” тоже звучит весьма прямолинейно»¹⁹.

Ввиду отсутствия какого-либо экзегетического обоснования попытка Ханта сузить значение текста свидетельствует о том, что он, скорее, навязывает тексту свое мнение, а не строит свое мнение на основании текста.Поразительно, но сразу после того как Хант заявил, что «все» означает «все то, что задумано во Христе», он утверждает, что «вечное “изволение” Его воли дало человеку свободу отвергнуть Его волю, а иначе грех был бы волей Бога» (см. с. 135)²⁰.Должен ли читатель теперь сделать вывод, что грех был частью «того, что задумано во Христе»? Очевидно, что именно так Хант и должен думать, однако это означает, что его попытка сузить значение слова «все» не увенчалась успехом²¹. Опять мы вынуждены заключить, что либо Хант просто не владеет темой, либо богословские установки заставляют его отбросить все противоречащие его взглядам данные.

Можно было бы привести и другие примеры подобного рода экзегезы в данной книге, но уже сказанного достаточно для того, чтобы понять, какого рода проблемы встречает читатель, изучающий этот опус более или менее внимательно. Хант, отталкиваясь от заранее готовых ответов, либо игнорирует библейские данные, противоречащие его позиции, либо навязывает тексту свои идеи и искажает его так, чтобы они соответствовали его устоявшимся представлениям. У тех из нас, кто исповедует власть Писания над нашим мышлением, при чтении книги «Какая же это любовь?» будет много поводов для беспокойства и недоумения.

Ошибочные логические доводы

Поскольку главная цель книги – убедить читателя, что кальвинистское учение неправильно представляет Бога, в ней приводится большое количество разнообразных аргументов, доказывающих этот тезис. Как мы уже отмечали, некоторые из приведенных доводов направлены на то, чтобы дать иную интерпретацию текстов, отличную от стандартной кальвинистской. Если бы таких аргументов было побольше и использовались бы они более аккуратно, книга только выиграла бы. Но кроме обсуждения библейских текстов Хант приводит много других доводов, некоторые из которых логически слабы, а некоторые и вовсе ошибочны. Подобного рода аргументация подрывает доверие к этой книге.

Отравление колодца

Чаще всего в своей аргументации Хант допускает ошибку, которая на популярном уровне известна как «отравление колодца». Тактическая цель – дискредитировать идею путем дискредитации ее автора. Мол, если колодец гнилой, то хорошей воды из него не почерпнуть. Понятно, что своей главной мишенью Хант избирает Жана Кальвина, но кроме него он пытается дискредитировать Августина и кальвинизм в целом.

В книге можно обнаружить целый спектр нападок на Кальвина: начиная с того, что автор называет его «незрелым» (см. с. 51) и заканчивая тем, что он сомневается в его обращении (см. с. 50). Кроме того, читатель узнает, что поведение Кальвина было совершенно нехристианским по отношению к тем, кто с ним не соглашался (см. с. 86. 431), что Кальвин был плохим экзегетом (см. с 47), что кальвинизм, «как это ни удивительно, был связан с католицизмом» (глава 4) и так далее. Под разными соусами Хант проводит одну мысль: как человек, который возмутительным образом попирает основные учения Христа и своим отношением к окружающим бесчестит своего Господа, может считаться в евангельской среде гигантом богословской мысли. (см. с. 74)

Порочность такого аргумента заключается в том, что он меняет тему спора. Истина определяется не тем, кто учит, а тем, есть ли она в Библии. Главный тест для любой идеи – проверка на соответствие Писанию, и неважно, кто ее излагает или принимает. Если следовать логике Ханта, тогда нужно усомниться в истинности непорочного рождения, поскольку в него верили и Кальвин, и Августин, и вся католическая церковь. Если кто-то хочет обсудить вопрос о том, правильно или неправильно Кальвин управлял Женевой, он имеет на то полное право. Даже если он придет к заключению, что он был нечестивым тираном (именно к такому выводу пришел Хант), это заключение никак не поможет понять, был ли Кальвин прав, уча безусловному избранию. Такое ощущение, что Хант хочет выиграть спор, дискредитируя свидетеля противоположной стороны. Может быть, для судебного разбирательства такая тактика и подошла бы, но это явно не то, к чему должен стремиться толкователь библейского текста.

Любопытно, что Хант сам же предоставляет контраргумент против своей критики Кальвина и Августина. Посмотрите, что он пишет:

Как могли Августин и Кальвин (который перенял многие ошибки Августина) так сильно и во многом заблуждаться и при этом получить от Святого Духа знание о предопределении, избрании, всевластии и т.д.? К сожалению, история церкви – и древняя, и современная – знает, что многие выдающиеся христиане были весьма благочестивыми людьми и иногда исповедовали здравое учение, но в некоторых вопросах жестоко заблуждались (см. с. 74)²².

Хант не только пользуется сомнительными формулировками («получить от Святого Духа знание»), но и полностью разрушает свою аргументацию! Утверждая, что один человек может одновременно исповедовать здравое учение, а в некоторых вопросах жестоко заблуждаться, он возвращает нас к правильному методу: мы должны оценивать учение человека, а не порочить его репутацию, как будто таким образом можно победить в споре. В конце концов, не имеет никакого значения, что Кальвин, Августин или кто-то другой учили по тем или иным вопросам. Главное – чему учит Писание.

Спор с манекеном

Еще один тип порочной аргументации, в изобилии присутствующий в книге, – это так называемый спор с манекеном. Автор создает в представлении читателей такого оппонента, которого легко опровергнуть²³. К сожалению, этот тип ошибочной аргументации доминирует во многих дискуссиях с участием арминиан, когда одна из сторон карикатурно представляет точку зрения другой стороны, а затем нападает на слабые стороны этого созданного ей манекена. Подобная тактика создает видимость победы, хотя на самом деле точка зрения оппонента так и была обсуждена. Поэтому в дискуссии надо сначала честно представить другой взгляд и только потом опровергать его, иначе это будет спор с манекеном²⁴.

Но Хант спорит с манекеном очень часто на страницах своей книги. Например, он описывает кальвинистскую точку зрения по поводу человеческой воли следующим образом: «…экстремальное видение суверенности Бога, которое отрицает волю человека» (см. с. 52), «Кальвинизм придает сувереннности настолько завышенное значение, что уничтожает какой-либо выбор человека…» (см. с. 177), кальвинистский взгляд «…на всевластие Бога делает человека абсолютно неспособным совершать какой-либо нравственный выбор» (см. с. 186), он подразумевает, что воли «…невозрожденного человека даже не существует» (см. с. 488, 489), и отрицает, что «…человек мог искренне сделать выбор» (см. с. 179). Все эти утверждения представляют позицию оппонентов в неверном свете: на самом деле они не отрицают, что у человека есть воля и что человек должен принимать ответственные решения. На самом деле вопрос заключается в следующем: порабощена ли человеческая воля грехом и враждебна ли она по отношению к Богу, а также какое это имеет следствие для нашего представления о том, как человек приходит ко Христу. Хант прибегает к подобной тактике также тогда, когда обсуждает вопрос всевластия Бога в применении ко греху человека и его спасению. Он утверждает, что его противники верят в следующее: «Бог побуждает всех грешить» (см. с. 55); «Если бы Бог не был причиной греха человека, человек бы действовал независимо от Бога, а это не позволительно по отношению к чему бы то ни бы ло в кальвинистском раскладе» (см. с. 181); «…человек запрограммирован принимать Христа (см. с. 576); «…избранные должны быть возрождены посредством акта всевластного Бога без Евангелия или убеждающей речи проповедника» (см. с. 39); согласно Кальвину «…спасение зависит не от того, уверует ли человек по своей воле в Евангелие» (см. с. 55); и «даже если бы неизбранные понимали его, это было бы бесполезно, поскольку они предопределены к вечному осуждению с самого начала» (см. с. 408). В каждом из этих утверждений Хант представляет позицию своих противников в искаженном виде, перевирает ее, чтобы она выглядела ужасно. Большинство кальвинистов, а скорее всего, даже все, отрицают, что Бог является причиной человеческого греха – они учат, что Бог позволил человеку согрешить (таким образом Бог остался святым, а человек ответственным). Кальвинисты убеждены, что ни один человек, который понял Евангелие и хочет уверовать, не будет изгнан Богом. Точно так же, они не утверждают, что Бог спасает людей без Евангелия²⁵.

Спор с манекеном неэффективен просто потому, что он ничего не доказывает по сути. А для верующего человека, на котором лежит двойное обязательство не давать ответа не выслушав (Прит. 18:13) и говорить истину в любви (Еф. 4:15), спорить с манекеном не просто бесполезно, но и греховно.

Ложное противопоставление

Хант эксплуатирует еще один порочный аргумент: из всего спектра возможностей он выбирает только две противоположные, хотя в реальности есть и другие варианты. Самый характерный пример использования этого аргумента – то, как автор обсуждает соотношение божественного всевластия и ответственности человека. Упрощая картину, он утверждает, что у читателя есть только «…два варианта действия: либо обвинить Всемогущего Бога в том, что Его деяния неискренны, а Его любовь и благодать ограничены, либо признать ошибочность кальвинизма» (см. с. 151). В другом отрывке он так формулирует два крайних варианта: «…тем, где в Библии говорится, что Бог желает, чтобы все спаслись, и предлагает всем спасение, которе можно либо принять, либо отвергнуть, кальвинист должен ограничить его только избранными, и у них не должно быть выбора» (см. с. 199).

Если бы другой альтернативы не было, тогда бы это был весьма весомый аргумент. Но кальвинисты уже исписали тонны бумаги, показывая, что верить в то, что Бог одновременно всевластно спасает человека и искренно предлагает Евангелие всем, совершенно логично²⁶. Хант полностью игнорирует эти доводы, потому что не хочет описывать все возможные варианты. Точно так же он не обращает внимания на то, что кальвинисты принимают отрывки, в которых сказано о всеобщем избрании, такими, какие они есть. Если об этом не говорить, тогда спор невозможен, потому что его позиция выглядит как единственно возможная. Автор может переубедить тех, кто по каким-либо причинам не знает или не потрудился узнать, что могут быть и другие варианты, но подобная аргументация не обманет хорошо информированных людей.

Порочный круг

Еще один ошибочный аргумент, к которому зачастую прибегает Хант, называется порочный круг. Порочный круг возникает тогда, когда «делается предположение на основании утверждения, которое еще надо доказать; довод, построенный на недоказанном утверждении»²⁷. Хант неоднократно в своей книге совершает эту ошибку: он часто предполагает, что кальвинистское понимание Божьего всевластия отвергает концепцию «настоящего выбора». Например, Хант заявляет, что

Но обвинение Ханта создает по крайней мере две проблемы. Во-первых, он не определяет, что такое «настоящий выбор» или «самостоятельный выбор». Отсутствие четкого последовательного определения – серьезный недостаток, особенно ввиду того, что определение этих понятий обсуждалось на протяжении многих веков, и различные взгляды на свободу человека, которые сформировались за предыдущую историю, не укладываются в черно-белые категории Ханта. Или он не знаком с деталями этой дискуссии, или он просто строит порочный круг. Хант может выдвигать подобные обвинения только в том случае, если он игнорирует (или не знает), что у тех, кто способен совместить всевластие и ответственность, есть свои определения и объяснения на этот счет.

Во-вторых – и именно здесь мы видим порочный круг – Хант просто утверждает, что «настоящий» выбор – это то, что он имеет в виду: он не предоставляет никаких доказательств своей правоты. В результате получается, что утверждение Ханта – это просто его мнение, а не аргумент. Самое похожее на доказательство утверждение звучит так: «По-видимому, Кальвину не был известен факт, продиктованный здравым смыслом, что в основе лежит искренний выбор, будь то в любви и послушания человека Богу или в проявлении любви и истинного сострадания ближним» (см. с. 89). Кроме здравого смысла, Хант апеллирует к совести человека, к его рассудку и способности к рациональному мышлению, к опыту. Однако в каждом из этих случаев он не показывает, как именно его доводы доказывают его утверждения. Он просто высказывает свое мнение, не подтверждая его свидетельствами и аргументами.

Также Хант, сводя все свои доказательства воедино, заявляет, что «В Своей суверенности Бог сделал природу дара и любви такой, что человек должен иметь силу выбора, иначе он не може получить ни того, ни другого из милостивой руки Божьей» (см. с. 200). И здесь ошибочность аргументов Ханта видна очень хорошо. Он не предоставляет никаких библейских доказательств своего утверждения; если его здравый смысл, совесть, разум и опыт говорят, что он рассуждает правильно, значат, он рассуждает правильно. Это один из ключевых моментов спора, однако Хант просто голословно утверждает, что его определение понятия «настоящий выбор» верное и что, не принимая его концепции дара, невозможно принять дары, невозможно принять и явить любовь. При этом Хант не приводит ни одного утверждения из Писания, где бы содержалось такое определение или формулировался бы принцип, по которому концепция свободы Ханта имела важное сущностное значение для веры, послушания и любви.

Его концепция свободы имеет изъяны, это факт. Хант считает, что существует свобода контра-каузальная, то есть не ограниченная никакими причинными факторами. Истинная свобода должна давать человеку способность в любой ситуации поступить альтернативным образом. Другими словами, если человек не волен выбирать противоположное, он не является истинно свободным. Хант просто утверждает, что такое понимание свободы и выбора правильно. По сути он говорит, что пока у человека нет возможности выбирать: любить или не любить, слушаться или не слушаться, верить или не верить, – у него нет настоящей свободы, а следовательно, нет подлинной любви, послушания и веры. Хотя может показаться, что эта точка зрения вполне здравомысленна, она не согласуется с тем, что мы знаем из Писания.

Надеюсь, все согласятся с тем, что в какой-то момент на небесах у искупленного не будет больше выбора (в том смысле, как его понимает Хант) любить или не любить Бога, слушаться Его или не слушаться. Хант признает, что Бог «создаст новую вселенную, в которую грех никогда не сможет войти, вселенную, населяемую всеми теми, кто принял Господа Иисуса Христа Спасителем» (см. с. 181). Но коль так, то представление Ханта о любви не выдерживает критики: если у искупленного не будет возможности выбирать иное (например, грех), как же он тогда сможет по-настоящему любить и слушаться Бога? Если свобода выбора (в определении Ханта) необходима для любви, тогда живущие на небесах не могут любить Бога! Но это, конечно, полная ерунда.

Но нам не надо ждать небес, чтобы увидеть опасность этого довода. Если спасительная вера строится на таком свободном выборе, тогда должна быть и другая вера, от которой можно отказаться (выбрать иное), то есть у человека должна быть возможность перестать верить. Такой вывод весьма последователен для того, кто понимает свободную волю так, как ее понимает Хант. Нужно добавить, что поскольку основой данной концепции является здравый смысл, совесть, разум и житейский опыт, кажется, Ханту все же придется от нее отвернуться. Если настоящий выбор предполагает наличие способности выбрать иное, тогда неизбежно возникает сомнение в гарантированности спасения.

Однако Хант не идет до конца и не делает таких выводов. Он просто отвергает ответ, которого требует здравый смысл. Вместо этого, если можно сделать какие-то выводы по используемым источникам, он разделяет «срединную» позицию таких авторов, как Зэйн Ходжес, Джозеф Диллоу, Боб Уилкин, и других представителей Евангельского общества благодати²⁸. Другими словами, Хант согласен с теми, кто считает, что истинно спасенные люди могут перестать верить в Иисуса Христа²⁹. Хотя Библия однозначно говорит, что мы «силою Божиею через веру соблюдаемы ко спасению» (1 Пет. 1:5) – не без веры. И здесь Хант попадает в ловушку своего небиблейского определения свободы и настоящего выбора: если он на самом деле считает, что человек всегда может сделать альтернативный выбор, тогда он должен считать, что верующий может выбрать стать неверующим (иначе он лишится настоящего выбора, как его понимает Хант).

Это только один из примеров того, как Хант относится к своей обязанности доказывать свою точку зрения в споре о всевластии Бога в вопросе спасения человека. В конце концов оказывается, что подобного рода аргументация не дает ответа на самый главный вопрос (библейский ли это взгляд?), а лишь оставляет читателя с целым рядом утверждений-лозунгов вместо библейских свидетельств.

Заключение

Независимо от того, верны ли кальвинистские взгляды по вопросу всевластия Бога в спасении человека, книге «Любовь» нужно поставить очень низкую оценку, потому что она очень плохо написана. Тема раскрыта поверхностно, и, что более важно, эта книга позволяет прийти к опасным заключениям, которые поддерживают современный «открытый теизм», а не библейское христианство. Поскольку я верю, что Бог управляет всем, что человек не способен прийти ко Христу, если такую способность не дарует ему Бог по Своей благодати, что Христос умер, чтобы даровать нам бесконечно ценное искупление, которое распространяется на всех доверившихся Ему, что Бог действенно приводит грешников к покаянию и вере, что все верующие во Христа сохранят веру до дня прославления, мне кажется, что эта книга и небиблейская, и разжигающая вражду. Хант смело заявляет, что мое понимание Библии бесчестит Бога и делает Его безнравственным, а также высказывает множество других подобных обвинений. Нет, это Дэйв Хант неправильно понимает Писание и пытается подстроить Бога под свое представление о том, что правильно, а что нет.

Эта книга не стоит того, чтобы тратить на нее время. Даже написание этой критической статьи о ней было бы пустой тратой времени, если бы не тот факт, что она была рекомендована как заслуживающее внимания пособие для богословской дискуссии по этой теме. Популярность этой книги и те хорошие рекомендации, которые она получила, вызывают у меня сильное чувство недоумения.

В кругах библейского фундаментализма кальвинистско-арминианский спор никогда не считался причиной для прекращения общения. Но в скором будущем это может произойти, если Ханту будет позволено бросаться фразами, подобными этой: «Рассматриваемый вопрос прост: Который из Богов есть Бог Библии — Бог кальвинизма или Бог любви, который не желает, чтобы кто погиб, но дал всем людям право выбора?» (см. с. 526). Дальше он пишет: «Подобное отношение полностью согласовывается с их верованиями» (см. с. 424)о том Боге, в которого они веруют и за которым следуют, Боге,«который благоволит осуждать миллиарды людей» (см. с. 141).«Защищая истинный образ Бога, мы снова настаиваем: Бог Библии не такой!» (см. с. 483). Хант не только извращает нашу позицию подобной риторикой, но и фактически ставит под сомнение истинность веры своих оппонентов. Подобное обвинение нельзя оставить без внимания, оно неизбежно ведет к разделениям. Может быть, Хант и все те, кто рекомендует его книгу, считают, что разделение необходимо, но если оно произойдет, начнется новая страница в истории фундаментализма.

Как президент семинарии, я знаю, что студенты все больше и больше недовольны таким примитивным отвержением кальвинизма, которое представлено в книге Ханта и которое популяризируют ее сторонники. Те, кто читал авторов, процитированных Хантом, знают, что он передал их взгляды неточно. Книга Ханта не только не сбивает растущий интерес к кальвинизму, но и побуждает серьезно настроенных студентов сторониться подобного поверхностного и вводящего в заблуждение подхода. Кроме того, она дискредитирует тех, кто рекомендует ее.

Как пастор я хочу сказать: обвинение в том, что вера во всевластие Бога в вопросе спасения мешает проповедовать Евангелие, совершенно безосновательно. История миссионерских предприятий и пробуждений опровергает его. Такие люди, как Эдвардс, Уитфилд, Кэри, Фуллер, Джадсон и Неттлтон, приняли самое непосредственное участие в величайших евангелизационных и миссионерских движениях современной истории, и все они были кальвинистами. Все настоящие кальвинисты будут выступать против псевдокальвинизма, который отрицает наличие у человека ответственности и убивает миссионерское рвение. Современная церковь, фундаменталистская и евангельская³⁰, должна опасаться не веры в то, что человек беспомощен и что ему может помочь только спасающая благодать Божья, а человекоцентричной философии служения.

Книга Дэйва Ханта показывает, что в наших представлениях об источниках духовного авторитета произошел сдвиг, причем сдвиг в неверном направлении. Хант отрицает, что Бог все контролирует, чтобы не обидеть наш разум и нашу совесть. Но мы не должны ставить разум человека выше Божьего откровения, мы должны преклонить свои колени перед властью Божьего Слова, даже если некоторые его утверждения нам сложно принять и даже если мы не до конца понимаем, как все происходит. К сожалению, позиция Дэйва Ханта не нова, она господствует в американской церковной среде последние сто пятьдесят лет. Я думаю, что пробуждение наступит тогда, когда ее господство будет свергнуто и могущественные истины Великого пробуждения³¹ снова прикуют к себе внимание всей церкви.